«Все нормальные люди»

Новая книжка Романа Романова вышла в питерском издательстве «Крылов» в серии «Власть» совсем неслучайно. К власти писатель Романов имеет самое прямое отношение. Без малого восемь лет Роман Романов, видный функционер партии «Единая Россия», отработал чиновником в администрации Псковской области: сначала в должности начальника управления внутренней политики, затем трудился заместителем руководителя аппарата. Нынче он - в Москве, занимает позицию руководителя управления кадровой политики и образовательных проектов «Единой России», то есть, опять же, при власти, поскольку «ЕР» - партия правящая.
Параллельно административной и партийной карьере Роман Романов (по примеру другого известного чиновника, вице-губернатора Салтыкова, печатавшегося под псевдонимом Щедрин) пробовал свои силы в изящной словесности; стал членом Союза писателей России и автором трех изданных книг. Это такие маленькие романы с внешне приключенческими, а на самом деле историософскими, политологическими сюжетами: «Чиновник Авдий» (2013), «Монархисты из квартиры 27» (2014), «Охотники за голосами» (2016). И вот, спустя четыре года, – новая книжка; на этот раз - сборник рассказов с незатейливым названием «Все нормальные люди».
На обложке – рисунок в наивной, как бы «детской» манере: выкрашенное в желтый цвет здание с колоннами и надписью на фронтоне «Дом Советов» плюс неизбывный памятник Ленину. Тут же – привычный чиновный «Мерседес»; вальяжный лысый чел, протягивающий ладонь спешащему навстречу полицейскому чину; старушка на скамейке и, как знак нечистой силы, той занимательной чертовщины, которой обычно наполнена проза Романа Романова, - черная кошка, перебегающая дорогу.
По многим приметам картинка смутно напоминает Псков, но это, конечно, не Псков, а некий собирательный образ. Так узнаваемо может выглядеть «центр власти» в любом другом городе России. Об этом так прямо и заявлено в аннотации: «Добро пожаловать в наш Город! Мы здесь очень разные, и у нас все время что-то происходит. – Как бы от лица персонажей свидетельствует автор. - …у нас в Городе еще встречаются профессиональные правдорубы, к нам сюда привозят на перевоспитание избалованных столичных детей <…>, и до сих пор водятся святые физруки, а к мэру может запросто заглянуть сам Харон. Кстати, если надо, то и коты у нас могут заговорить человеческим языком. <…> Если вы думаете, что никогда здесь не бывали, то ошибаетесь. Вы тоже живете в этом Городе. Как и все остальные нормальные люди. Если, конечно, вы живете в России».
Всего в сборнике 16 рассказов, и в основе каждого какой-то занятный и поучительный случай, шутка, гэг. Рассказы, понятно, разные, но объединяет их одно важное художественное свойство. Все это меньше всего про так называемый «реализм» в общепринятом, банальном понимании, «реализм» как принцип «жизнеподобного» отражения действительности; «Все нормальные люди» - это по преимуществу такие фантастические притчи, облеченные в форму легких юморесок, либо анекдоты (в литературном смысле), то есть короткие смешные истории со сказочными, волшебными допущениями и неожиданными концовками.
Настоящий «движок» каждого рассказа – вовсе не фабула (хотя и фабула, разумеется, тоже), но прежде всего мысль, некая идеологема: «Что автор хочет сообщить читателю? В чем убедить? Какой тезис развернуть и доказать?».
Возьмем в качестве самого наглядного примера рассказ, послуживший названием для всего сборника: «Как все нормальные люди». В рассказе описан один день физрука сельскохозяйственного техникума Сан Саныча Щепы. Но день этот не проходной, обычный, а воистину необыкновенный, судьбоносный, ломающий всю прежнюю жизнь. Сказочное допущение состоит в том, что Сан Саныч - «святой»: дожив до преклонных лет, физрук как-то умудрялся не видеть, не замечать, что ползучей, непрерывной, бытовой коррупцией пронизана вся жизнь его Города, всей его страны. В течение «переломного дня» Сан Саныч сталкивается с чередой мелких и необходимых вымогательств и подлогов, и исключительно на этом циничном принципе: «не смухлюешь, не поедешь», оказывается, и устроено всё вокруг. Пелена наивной «святости» вдруг спадает с глаз нашего незадачливого персонажа, и он испытывает шок, потрясение, что-то вроде откровения, почти религиозного.
На следующее утро наш «праведник» успешно переходит в «народную веру»: за завтраком объявляет жене, что отныне будет безжалостно занижать оценки студентам «до неуда», чтобы оказывать им же платные услуги: «Или напрямую с них брать? – Задается вопросом «прозревший» физрук. – Всяко-разно около сотни разгильдяев со всех курсов легко наберется! Пусть время дополнительное, зато выгодно. И я тоже теперь буду, как все нормальные люди».
В чем смысл этой притчи? Только ли в иллюстрации расхожего обывательского тезиса: «Не мы такие, жизнь такая»? Очевидно, что эта история не столько про народ, который с некоторых пор принято называть «глубинным», сколько про саму природу власти в России, ведь Сан Саныч, пусть мизерная, но тоже власть, от него зависят оценки, а в некотором смысле и сами судьбы его студентов. И вот, как бы заново открыв всеобщий «механизм» мироустройства, наш новоявленный маленький властитель намерен использовать возможности своего скоромного, но, как выясняется, тоже сулящего барыши, «доходного» места.
Власть – это прежде всего некие возможности, ресурсы, из которых можно, при желании и известной ловкости, извлечь выгоду для себя лично. Чем выше власть, тем шире возможности, крупнее «гешефт», больше личная прибыль, отсюда, собственно, и возникает феномен коррупции. Вороватые чиновники не прилетели к нам из космоса, они плоть от плоти такого вот Сана Саныча, типичного и «внезапно прозревшего» представителя «глубинного народа».
В этом «открытии» и заключается «апология власти», тема, которую Роман Романов начал подробно и пристрастно исследовать еще в «Чиновнике Авдии» https://informpskov.ru/news/114677.html Коррупция – не что-то инородное, занесенное в систему власти извне. Коррупция начинается снизу, и прорастает вверх, из бедного суглинка, как борщевик. Бороться с этим сорняком бесполезно или – во всяком случае – невероятно трудно. А главное: подобное положение вещей воспринимается большинством населения не в виде некого нонсенса, а, наоборот, как своего рода «норма».
Симптоматично уже само название рассказа: «Как все нормальные люди». Из этой «нормы бытия», «нормальности существования» и проистекает искомая «симфония» власти и народа, которая так изумляет и бесит некоторых либеральных публицистов. Обидно принять тот факт, что по большей части именно так называемые «простые люди», «люди от сохи» несут в систему управления малопривлекательные, но исправно «работающие» максимы: «Не подмажешь – не поедешь», «От трудов праведных не наживешь палат каменных», «Все воруют, а посадить некого, все свои» и так далее.
Четыре года назад, анализируя «Охотников за голосами», я вскользь упомянул о том, что, при всех сюжетных различиях, философские повести Романа Романова сделаны примерно по одной схеме: на причудливо изогнутый шампур фабулы нанизано «мясо» политологических диалогов, щедро приправленных фантастическим вымыслом и магическими спецэффектами. https://pln-pskov.ru/culture/239934.html При этом задача у автора остается неизменной – вскрыть феномен власти как таковой, показать ее читателю в лабораторном «разрезе», разобрать на детали и объяснить всю хитроумную «механику» ее бытия: «Ого! Оказывается, вот как всё тут устроено». Автор всякий раз упорно и последовательно доказывает предложенную читателю теорему, будь то непреложные законы функционирования госаппарата или онтология исторического процесса в такой стране как Россия (напомню, что в «Монархистах из квартиры 27» исследуется не столько власть, сколько мистические пертурбации Истории Государства Российского).
Сборник рассказов устроен несколько иначе. «Все нормальные люди» - не столько теорема, требующая доказательств, сколько своего рода «задачник». Каждый рассказа решает свою отдельную, частную проблему, зачастую увиденную глазами персонажа. В результате модель мира в целом, которая возникает в процессе чтения, оказывается полифоничной и многополярной, увиденной из разных углов пространства, собранной из диаметрально противоположных точек зрения и голосов.
В рассказе «Виконт и Васька» это столкновение мировоззренческих позиций происходит буквально, морда к морде, нос к носу. По жанру «Виконт и Васька» – это такая как бы развернутая до целого рассказа басня. Два кота, породистый домашний британец Виконт и деревенский бродяга Васька репрезентируют собой два социальных класса: условную «элиту» и условный же «пролетариат». Холеный и не знающий никаких бед Виконт живет на всем готовом и убежден, что его хозяева-люди – это на самом деле слуги, которые обязаны во всем ему угождать: кормить вкусным «Вискасом», включать компьютер, выносить туалет и почесывать за ухом. Дворовый разбойник Васька надеется только на себя и выживает за счет территории, на которой охотится и которую защищает от чужаков.
Миры Виконта и Васьки – несовместимы, полностью изолированы друг от друга. Их кошачьи жизни – разные планеты, как кажется, находящиеся на недосягаемом расстоянии. Встретиться друг с другом эти два кота никак не должны. Неожиданный контакт происходит по недоразумению. Хозяева насильно везут Виконта на дачу, где он опрометчиво выходит на крыльцо, а дверь за ним захлопывается. Тут-то избалованный «Сверхкот» и оказывается в чуждой и враждебной ему среде, где обитает рыжий дикарь Васька, представляющий абсолютно иной взгляд на мир. Убежденный в собственном элитарном статусе, Виконт раскрывает перед Васькой свое понимание кошачьей иерархии, и на правах «хозяина жизни» требует для утехи «свежую рыбку» и «ту, черно-белую, длинноухую», за что тут же и получает от Васьки три мощных удара. От неминуемой кровавой расправы Виконта спасает лишь вовремя вернувшийся человек.
Симпатия рассказчика явно на стороне работяги Васьки, а не дармоеда Виконта, и «мораль» сей басни проста: «элита» сколь угодно долго может наслаждаться иллюзией «избранничества», пользоваться всеми привилегиями своего незаслуженно высокого положения, но должна знать и помнить, что в природе существует пролетарий Васька, в любой момент способный ей по «приплюснутой морде». В стране, которая пережила Великую Октябрьскую революцию и Гражданскую войну, мысль вроде очевидная, даже тривиальная, но отчего-то постоянно подвергаемая забвению. Своей аллегорией из жизни котов Роман Романов предупреждает о том, что в обществе социального неравенства насилие – один из возможных сценариев развития событий.
Столкновение двух классов случается и в другом рассказе сборника – «Экзистенциальный выбор». Успешному бизнесмену Илье Петровичу чуть ли не каждую ночь снится «облезлая, вонючая, тесная, но такая манящая и веселая, как само детство», общага, в которой он вместе с родителями и братом существовал на 18-ти метрах до шестнадцатилетнего возраста. Потом его семья переехала в квартиру, Илья Петрович поступил в институт, и его жизнь пошла по другому, более успешному сценарию, но прошлое не отпускает и ностальгическими сновидениями доводит героя до того, что он намеревается купить в общаге комнату и пожить в ней « с месяцочек».
Одновременно Илью Петровича мучает экзистенциальная дилемма, сродни гамлетовскому вопросу: «Быть или не быть?». Недавно ему предложили выдвигаться на выборы и стать депутатом, причем вопрос требует однозначного решения: либо «да», либо «нет», а Илья Петрович сильно сомневается, нужны ли ему все эти неизбежные депутатские проблемы и сложности? За рюмкой коньяка его осеняет, что общежитие электромеханического завода «Ударник», которое ему регулярно снится по ночам, находится как раз в его избирательном округе: «В один миг словно объединились прошлое и настоящее, - две самых навязчивых и болезненных темы его, Ильи Петровича, существования», и, чтобы принять, наконец, нужное решение, «выбить клин клином», удачливый буржуа отправляется в родную общагу, где встречает бомжеобразных и враждебно настроенных по отношению к нему местных жильцов.
С мыслью «Здравствуй, электорат» бизнесмен уже готовится к драке, как вдруг узнает в двух угрюмых и похмельных оборванцах своих друзей детства – братьев Пашку и Генку. Наметившаяся, было, классовая стычка заканчивается застольем в комнате у постаревшей матери братьев, где Илье Петровичу является яркое воспоминание из детства: эпизод тридцатилетней давности, в котором тогда молодая еще женщина, мать троих детей, объясняла на общей кухне своим соседкам, что ни за что не вселится в предоставляемую ей профкомом трехкомнатную квартиру («бери трехкомнатную, пока дают, нету у нас в фондах четырехкомнатных»), а будет ждать четырехкомнатную, которая положена ей по советскому закону: «Лучше я на восемнадцати метрах еще годик-другой покандыбаю, а потом всю жизнь, как королева».
Однако через «годик-другой» активной Перестройки государство под названием СССР развалилось, а в новой независимой России уже никакой квартиры, ни трехкомнатной, ни четырехкомнатной, семья рабочих уже не дождалась: «Всю жизнь! Всю жизнь в общаге!» - думал Илья Петрович, усаживаясь за руль. – От одного решения вся жизнь определилась». И тут же, за баранкой автомобиля, бизнесмен делает свой «экзистенциальный выбор», соглашаясь баллотироваться в депутаты: «Алло! Да, это я. Подумал! Согласен, решено, да-да! Как раз выезжаю, до встречи… - Илья Петрович нажал на педаль газа и, не оглянувшись, отъехал от общежития бывшего завода «Ударник» в свое неизвестное предвыборное будущее».
В этом рассказе нет резких оценок, разделения на правых и виноватых, а есть только констатация: квартира, вовремя полученная родителями Ильи Петровича, стала для него пропуском в другую, обеспеченную жизнь. А вот родителям братьев не повезло, они свое правильное решение упустили. Так, в течение каких-то двадцати пяти лет, жизнь развела бывших обитателей общаги по двум разным общественно-экономическим этажам. «Экзистенциальный выбор» обратился в социальный статус: одни жители общаги оказались внизу, тогда как другой, нувориш Илья Петрович, взлетел наверх, а теперь получил как бы дополнительный бонус – возможность сделаться еще и представителем власти.
Сатирические анекдоты из жизни этих самых «представителей» правящего класса занимают большое и значимое место в рассказах Романа Романова, знающего о буднях чиновников не понаслышке. В сборнике представлена целая галерея комических образов-шаржей, в которых читатель легко узнает типичные грехи и пороки всякого рода управленцев высшего и среднего звена: непомерно раздутое тщеславие, доводящее до мании величия и психического расстройства («Харон и мэр»); начальственную глупость и непростительный провинциализм («Темнота колхозная»); постоянное публичное вранье («Эта жестокая правда»); патологическую трусость и раболепие перед вышестоящим руководителем (вариация на чеховскую «Смерть чиновника» - «Небо Гурзуфа»).
Нельзя сказать, что Роман Романов бичует своих чинуш, например, страдающего мегаломанией мэра Платона Егоровича Ефимовича или трусливого замначальника отдела социальных льгот Пестикова, умершего от страха перед шефом; скорее, автор относится к ним с добродушной иронией, сожалеет о том, что его героям свойственны человеческие слабости, которые, может быть, и простительны в обычных житейских ситуациях, но опасны и даже прямо вредны на руководящих позициях. Так, наивный начальник «горздрава» Бергин, доверившись мошенникам, тратит бюджетные деньги на бессмысленную якобы «модернизацию» вверенной ему системы здравоохранения, что для всех, и врачей, и пациентов, и самого Бергина, заканчивается фиаско.
Вторую группу персонажей, на которых писатель Романов не жалеет сатирических красок, - здесь мы видим уже не дружеские шаржи, а злые карикатуры, - составляют всяческого рода «проходимцы» и «оборотни» (воспользуемся этим удачным определением); суть этих героев в том, что они не те, за кого себя выдают: в политике, в общественной жизни, в быту, в интернете. Таков «стукач и сволочь» Вовка-Вьюн из рассказа «Роковая ошибка», прячущийся под личиной «правдоруба», а на самом деле преследующий низкие своекорыстные цели; выступающий, как замечает автор, «экспертом по бездомным животным, дорожным выбоинам, коррупции, экологии, финансовым схемам ухода от налогов и даже по доступной среде» (наверняка сейчас многие узнали в этой характеристике некоторых завсегдатаев Фейсбука). Таков пенсионер Никодим Никифорович Пономарь, задержанный полицией за незаконный выброс мусора на улице, а в социальных сетях позиционирующий себя рьяным борцом за экологию (рассказ «Волонтер-эколог»). Таковы и два с виду приличных и уважаемых жильца «из третьего подъезда многоэтажного дома», втихаря изгадившие ругательными надписями всю кабину новенького лифта (рассказ «Общее имущество»). Всех этих неприятных субъектов ждет в вымыслах Романа Романова либо справедливое возмездие, либо неминуемое фиаско.
Программной вещью сборника, его концептуальным центром, вне сомнений, является рассказ «Сыночка», вобравший любимые идеи автора и посвященный «детям детей 90-х», то есть людям слегка за сорок, выросшим и мужавшим в лихую ельцинскую эпоху и навсегда получившим «прививку» от либерализма и новой смуты. Внешне сюжет «Сыночки» немного напоминает коллизию фильма «Холоп», основанную на извечном конфликте «отцов и детей». Поведение старшеклассника Кирилла, шляющегося по несанкционированным митингам оппозиции, настолько озаботило его родителей, что они решились на рискованный воспитательный эксперимент.
Как в недавнем хите российского проката, из столичного комфорта попадает в чуждую для себя обстановку, только не в девятнадцатый век, а в жесткую современность, на родину своего отца – в деревню под Новосибирском. Привозит его в «родовое гнездо» мама, которая полностью «обнуляет» существование: все банковские карты заблокированы, отец не выходит на связь, бабушка в санатории, а избалованный сын вынужден искать какие-то «естественные» способы пропитания и добывания денег.
Здесь-то и начинаются приключения юного оппозиционера, который, благодаря вдруг выпавшим испытаниям, стремительно избавляется от юношеских иллюзий. Он без всякой «машины времени» как бы «перемещается» в 90-ые, в «режим перманентного выживания», и на собственном опыте познает все «прелести» смутного времени. Кирилл, однако, оказывается способным учеником и быстро адаптируется к местным реалиям: он не только собирает грибы на продажу, но и затевает маленький бизнес на банных вениках, в своих фантазиях выстраивая грандиозные планы на будущее.
Кульминацией повествования становится встреча Кирилла со здешними покойниками: словно зомби, мертвецы вылезают из своих могил, строятся в шеренги и по очереди рассказывают юноше истории своей погибели в «лихие девяностые», - кто от паленой водки погиб, кто от бандитской бомбы, кто от неудержимой тоски. Понятно, что встреча с мертвыми односельчанами происходит во сне, но сон этот не простой, а вещий, «провидческий», из которого Кирилл делает для себя важное жизненное открытие: «А про смуту и девяностые, между прочим, вы сами ничего не понимаете» - Заявляет он своим ошеломленным родителям после пробуждения, - …никуда она не делась, смута эта, она рядом! Постоянно рядом, была и будет». И этот вывод можно считать идеологическим посланием автора читателям, своего рода «предупреждением» современникам: «Будьте бдительны, 90-ые с их неустройством и бедами могут всегда вернуться».
Здесь необходимо указать на еще одно важное качество рассказов Романа Романова – их неиссякаемый социальный оптимизм: Зло, метафизическое или бытовое, почти всегда изобличено и наказано, а Добро (как вариант: «счастливый финал»), несмотря на все тревоги и трудности, разрешает любые противоречия. Исправлением дурного характера сварливого мужа Петра завершается внезапная болезнь его супруги Любки, чуть было не «умершей» от горечи в рту (рассказ «Косточка»). «Хэппи-эндом» заканчивается «святочный рассказ» о молодом учителе Сергее Бельском, который, мучаясь от безденежья, продает свою коллекцию старых журналов, чтобы подарить любимой жене Ларисе годовой сертификат в новый спорткомплекс, а в результате обретает подлинное семейное счастье, не измеряемое никакими деньгами («Рождественский подарок»). Даже неудачливого и вечно гонимого «поэта-правдоруба» Василия ожидает награда в виде «нежных поцелуев» и «горячих слез» жены, благодарной за любовное стихотворение (рассказ «Беды поэта»). Традиционные семейные ценности, «обывательское» в хорошем смысле счастье и простые человеческие радости в итоге всегда оказываются сильнее любых теорий и догм. Как оно и должно быть по справедливости у «всех нормальных людей».
 

Александр Донецкий, кандидат филологических наук

14 октября 2020